Иван Ксенофонтович Яковлев

 

Родился 21 января 1921 года в селе Покойное Будённовского района Ставропольского края в семье крестьянина. После окончания в 1940 году Будённовского педагогического училища работал учителем начальной школы в станице Новоалександровская, а затем на хуторе Красно-Червонный того же района.

 

В 1940 году был призван в ряды Красной Армии. Иван Ксенофонтович встретил войну в летних лагерях под Ново-Волынском ефрейтором, командиром пулемётного расчёта 593-го механизированного полка 131-й мотострелковой дивизии. В июле 1941 года был ранен. После выздоровления воевал на Юго-Западном фронте в должности старшины стрелковой роты. 22 сентября 1941 г. выходя из киевского окружения попал в плен. Прошел более десяти лагерей для военнопленных. В апреле 1945 года освобожден из концентрационного лагеря в Западной Германии союзными войсками. По возвращении на Родину продолжил службу в саперных войсках до демобилизации из рядов Вооруженных сил в 1946 году.
С 1946 по 1983 год работал на предприятиях народного хозяйства. После окончания в 1956 году Новочеркасского инженерно-мелиоративного института работал на Ставрополье главным гидротехником винсовхоза "Прасковейский", директором винсовхоза "Краснооктябрьский" и главным инженером управления эксплуатации Терско-Кумской обводнительно-оросительной системы. Внес большой вклад в развитие и совершенствование системы, превращение управления эксплуатации ТКООС в одну из лучших и передовых эксплуатационных организаций в Северо-Кавказском регионе и в Росийской федерации. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями за участие в Великой Отечественной войне, медалью ВДНХ и многими почетными грамотами Министерства водного хозяйства и краевых органов.
С 1984 года жил в г.Королеве Московской области. Работал до последних дней жизни. Скончался 22 июня 2001 года.
Таким он был в 1941 году:

 

 

Выйдя на пенсию и по семейным обстоятельствам покинув Ставропольский край,              Иван Ксенофонтович  много времени и сил отдал работе над своими воспоминаниями.

В результате написал три книги.

 «Мой рок в войне. Судьба русского солдата, прошедшего горнило Великой Отечественной войны».

«Виноградная целина». Создание винсовхоза «Краснооктябрьский», 1960 – 1963 гг.

«Водяные». Летопись обводнения и орошения Ставрополья в зоне Терско-Кумской равнины Северного Кавказа. 3 книги.

    

Мы ознакомим Вас с одной из глав книги «Мой рок в войне», где описываются самые первые дни войны – бои, шедшие в июне 1941 года на Волынщине.  

 

БОЕВОЕ КРЕЩЕНИЕ

День клонился к вечеру. Немецкие "юнкерсы" возвращались на свои аэродромы, выполнив поставленную на день задачу по бомбежке и обстрелу колонн советских войск и толп беженцев, движущихся на восток по прифронтовым дорогам.

Немцы пока не перетруждались. Воевали больше в дневное время, оставляя ночные часы для сна и отдыха.

Ещё светило солнце. Над позициями нашего полка пролетел вражеский самолет-разведчик, высматривал нашу оборону, то, снижаясь, то, поднимаясь вверх, как бы дразня и провоцируя на огонь наших зениток. Но никто по нему не стрелял. При его появлении, всё замирало, пряталось в укрытие, боясь демаскировать расположение позиций. Вскоре и рама убралась восвояси.

Вечером нас сменили бойцы другого батальона, находящиеся до этого в резерве полка, во второй линии обороны. Мы заняли их окопы просторные, добротные, с ходами сообщения. В тылу размещались полковые артиллерийские и минометные батареи, приданные полку легкие танки, техника.

За двое суток полк основательно вкопался в землю, замаскировался сверху. Работа ещё продолжается: по ночам красноармейцы рыли дополнительные щели, траншеи, ходы сообщения. Вечером пополнили запасы патронов к личному оружию, добавили ручных гранат и впервые выдали противотанковые гранаты.

Политруки провели беседы, а комсорги - комсомольские собрания. Полк готовился к отражению вражеской атаки, предотвращения прорыва противника через реку Стырь. Наступление ожидали утром, но место основного удара не знали. По данным наземной разведки на противоположной стороне противник сосредотачивает войска в трех местах обороны нашей дивизии: северо-западнее города Млына, южнее города Луцка, и между ними - в районе хутора Стырка, где через долину реки пролегали насыпные дороги, а через русло - мосты.

Ожидалось, что форсировать реку враг будет по трем этим дорогам, чтобы разрезать оборону нашей дивизии во многих местах, создать малые котлы окружения.

Тактика немцев начала проясняться: концентрация сил на избранном направлении, массированное сосредоточение огневых средств. Это создавало реальные предпосылки для успешного прорыва подвижных соединений в глубину территории обороняющегося, где и завершается его разгром.

При наступлении ставилась цель: подавление огневых средств обороняющейся стороны, овладение её позициями, ввод в прорыв так называемого эшелона развития успеха.

Исход операции решался в самом начале: первым сокрушительным ударом противник ввергал в шоковое состояние обороняющихся, объект атаки исчезал и не оказывал сопротивления; подвижной эшелон устремлялся вперед. Развитие успеха обращалось в преследование уцелевших войск обороны, их окружение и уничтожение. Шла война в "котлах".

Эту тактику мы познали значительно позже, когда основательно испытали её на своей шкуре. Испытание это обошлось слишком дорого нашему народу. Наши стратеги подобной тактики, по всей вероятности, до этого не ведали или не придавали ей должного внимания, так как подобным методом ведения войны не обучали войсковых командиров и солдат.

Наша тактика мало изменилась со времен Суворова с её принципом: "Ура, Ребятушки!", "пуля-дура, штык - молодец!," "смелого пуля боится, смелого штык не берет!". Мы забыли, что наступил век техники, брони, против которых бессильны пуля, штык и храбрость... Забыли и были жестоко наказаны - кадровые войска первого эшелона приграничного прикрытия были смяты, рассеяны, окружены. Войсковое командование повергнуто в шоковое состояние и без связи, централизованного руководства, не могло организовать достойное сопротивление, моталось от рубежа к рубежу.

Войска второго эшелона прикрытия, не подготовленные, в спешке, с хода занимали рубежи обороны на широком фронте, не ведая где, в каком месте враг обрушит свой удар.

В таком положении оказалась и наша 131-я дивизия, занявшая рубеж обороны вдоль реки Стырь на десятки километров, числящаяся в 9-м механизированном корпусе, а подчиненная штабу 5-й армии. Несмотря на близость его расположения (г. Луцк), связь была неустойчивой, команд и указаний не поступало. Командованию дивизии приходилось самостоятельно принимать оперативные решения без увязки с другими подразделениями армии. Связь со штабом корпуса была более устойчивой.

Третья ночь войны для нас прошла спокойно. На северо-западе, за Луцком, блестели молнии взрывов. Там, видимо, шли бои. Солнечным, безоблачным начался четвертый день. В тревожном ожидании позавтракали, часто поглядывая на небо. Пока оно было чистое. Немецкие "юнкерсы" сегодня задерживались, не пролетали на восток, как вчера, патрулировать дороги, автостраду. Первой на небосклоне появилась "рама" - самолет-разведчик. Плавно покачивая крыльями, плыла она вдоль реки. Пролетев несколько километров севернее наших позиций, покружившись у моста через реку, развернулась и полетела на юг, в сторону позиций соседнего полка.

- Вынюхивает, гад - резюмировал мой помощник, высовываясь из окопа и наблюдая, как "рама", покружив на горизонте, улетела на запад.

С новых позиций панорама долины просматривалась значительно лучше наших ячеек, увеличилась зона небесной сферы.

Солнце поднималось все выше, а на земле и в небе пока было тихо. Часов в 9 загудело за Луцком. Мы уже знали, что на город движутся немецкие войска, ожидали наступления немцев по дамбе южнее города, где наш полк занимал оборону. Гул далекого грома послышался южнее, в расположении обороны соседнего полка. На краю горизонта мелькали самолеты противника. Бомбили позиции нашего соседа. От разрывов бомб даже в наших окопах подрагивала земля. А что творится там? Гул разрывов бомб сменился частой барабанной дробью разрывов артиллерийских снарядов. Затем всё стихло - ни гула, ни вздрагивания земли. Через некоторое время раздался мощный взрыв. Сидя в окопах, мы внимательно вслушивались в далекие отголоски боя, но долгое время не было слышно ни гула, ни дрожания земли. По-видимому, там шел бой пехоты. Наши товарищи ведут ожесточенную борьбу с противником, льется кровь, гибнут люди. Как складывается там обстановка нам пока было неведомо. Нервы у всех были напряжены. Война приближалась к нам стремительно и с юга и с севера. Может быть, скоро появятся танки врага на дамбе, обороняемой нашим полком. Тогда и мы вступим в бой, увидим войну воочию, проявим в ней себя, проверим свою стойкость. Может быть, умрем на поле брани за свободу своего Отечества. Конечно, в близкую смерть никто не верил, надеялся, что она минует его. Нам пока везло: мы не потеряли ни одного человека, не были даже под бомбежкой. 

Сегодня противник обрушился на бойцов соседнего полка дивизии. Наши товарищи сражаются, а мы сидим в окопах, переживаем за них, в напряженном состоянии ожидаем дальнейшее развитие событий. 

В полдень на южном небосклоне снова замелькали немецкие самолеты, послышался далекий гул бомбовых разрывов. Стон и дрожь земли были сильнее и продолжительнее первого налета. Дольше и интенсивнее гудели разрыв бомб, затем артиллерийских снарядов. Видимо, противник, повторно обрабатывает позиции полка.

Сытый обед не снял напряжения у красноармейцев, тревожного ожидания развязки боя у соседей, возможного движения противника в нашем направлении.

После обеда поступил приказ первому батальону в полном боевом снаряжении построиться в ближайшем лесочке, где уже стояли пять легких танков БТ, 45-миллиметровые и 76-миллиметровые пушки. Наш батальон направлялся в помощь сражающемуся соседнему полку, вынужденного под натиском превосходивших сил врага покинуть свои позиции и отступить на восток, к автостраде.

Нашу "учебную" роту, направляя в авангард колонны, разместили на броне танков и машинах артиллеристов. Остальные подразделения батальона форсированным маршем двинулись по лесной дороге на юг - к позициям соседнего полка.

Танки двигались впереди, за ними - машины артиллеристов, а потом, отстав, шагала пехота. Колонна растянулась длинной колбасой по лесной дороге. На одном из поворотов несколько красноармейцев, заметив танки, поспешно юркнуло в лес. Политрук роты Игнатов, сидевший с нами на броне танка, остановил машину, выскочил на обочину дороги прокричал: 

- Трусы и паникеры, выходи строиться! - вытянув, как на учении, правую руку в сторону.

Из зарослей потянулись на дорогу отступающие бойцы. Шли они понуро, с испуганно-виноватыми лицами, без амуниции, в одних гимнастерках. Грязные, без оружия, отряхиваясь и приводя в порядок свою одежду, строились вдоль дороги в шеренгу, равнялись на политрука.

На его вопросы отвечали, что немцы бомбами и снарядами уничтожили батареи, разрушили сооружения, окопы, переправились через реку, танками прорвали оборону и двинулись на восток. Много убитых, раненых. Только им удалось спастись, вырваться из ада огня и бронированной техники. Растерянные красноармейцы рисовали страшные картины боя, стремясь оправдать своё бегство: "Танки немцев утюжили окопы, давили бегущих бойцов, а их автоматчики до сих пор преследуют их. За ними, наверное, бегут и другие уцелевшие красноармейцы", - оправдывались беглецы. Политрук с задержанными и с отделением бойцов нашей роты остался удерживать отступающих, чтобы присоединить их к движущемуся сзади батальону. Перед другими беглецами колонна уже не останавливалась. Их направляли к месту сбора. Среди бежавших уже виднелись и раненые с повязками бинтов.

Разрывы мин, пулеметные очереди слышались явственнее. Чувствовалось приближение линии огня. Головной танк снизил скорость, командир чаще высовывался из люка, спрашивая: "Как там?", интересуясь обстановкой впереди. Дорога пока была чиста, не было заметно движения и в лесу.

На одном из поворотов на дорогу выскочили двое военных, взмахом руки требуя остановки. Подбежал младший лейтенант. Узнав, кто мы, пояснил, что впереди, за кромкой леса 3-й батальон отступающего полка организует временный оборонительный рубеж. Командир батальона капитан Музыченко и командиры рот группируют из отступающих подразделения, определяют им позиции и задачи.

Младший лейтенант посоветовал не раскрывать своего присутствия, укрыть танки и машины в лесу, так как противник недалеко занимает оборону, копит силы для атаки и ведет минометный и пулеметный огонь по замеченным целям.

Оказывается, нас остановили на лесной дороге перед длинным открытым лугом, разрезающим лесной массив полукилометровой полосой чистого поля.

В старой, заросшей канаве, вырытой, может быть, ещё в первую империалистическую войну по кромке леса, копошились бойцы, отрывая окопы и укрытия. На противоположной стороне луга, в лесных зарослях, раздавались автоматные очереди по красноармейцам, пытающимся проскочить через открытое пространство. Некоторым это удавалось, иные падали в луговую траву убитыми, а кое-кто, спасаясь от пуль, падал, чтобы переждать стрельбу и перескочить поле позже. Кое-где раздавался зов раненых о помощи, но никто не спешил к ним на выручку по открытому полю, простреливаемого немецкими автоматчиками. Со злостью безысходности помочь товарищам, открывали из канавы ружейный и пулеметный огонь по противоположной стороне луга. Немцы отвечали минометным огнем, опасаясь наступать через открытое поле без поддержки бронетранспортных средств.

Первая попытка атаки по открытому лугу для немцев оказалась неудачной. Потеряв несколько солдат и мотоцикл, они отошли в лес, заняли оборону по его кромке, сконцентрировав основные силы у дороги. Для атаки они, видимо, накапливали силы, ждали подкрепления.

Этим воспользовался командир батальона. Отступая перед наседавшим противником, он решил зацепиться за эту канаву по кромке луга, сконцентрировать здесь остатки разрозненного батальона, закрепиться, удержаться, остановить хотя бы часть вражеских сил, дать возможность полку оторваться от противника, укрепиться на новом рубеже.

Прибывшая солидная помощь и приказ штаба дивизии ударить по флангу прорвавшегося противника, разгромить его силы и восстановить утерянные позиции, изменили планы капитана. До подхода основных сил ударного батальона, капитан Музыченко спешил привести в порядок свои подразделения, основательно пострадавшие в бою этого дня. А он, по рассказам очевидцев, сложился трагически для соседнего полка

То, что немцы будут наступать на их участке, знали ещё вчера, когда немецкие мотоциклисты по дорожной дамбе пересекли долину, покрутились на левом берегу, у деревянного моста через русло реки и разъехались в разные стороны. Три мотоцикла остались у моста. Немцы одного из них занялись осмотром опор и настила моста, а два других мотоцикла, проскочив мост, направились по дороге к хутору Стырка.

Не желая демаскировать позиции полка, боевому охранению было приказано без команды огня не открывать. Может быть, обошлось бы без стрельбы, если немецкие разведчики двух мотоциклов не обратили внимание на замаскированный дзот охраны моста и не открыли по нему огонь из пулеметов. Дзот ответил огнем по мотоциклистам. Два немца были убиты, двоих раненых взяли в плен. Немцы третьего мотоцикла, не приняв боя, бросив товарищей, укатили назад.

Пленные показали, что посланы разведать дорогу, мост, найти места переправ, если мост окажется непригодным для прохода техники, так как завтра, 25 июня, намечается продвижение одного из полков головной части 13-й танковой дивизии. Полученные сведения и пленных направили в штаб дивизии, а сами стали готовиться к встрече гостей.

Вскоре, после этого инцидента, в небе появился самолет-разведчик. Долго летал он над позициями полка, высматривал его оборонительные сооружения, летал над поймой, вдоль реки. Утром появился снова. Летал, высматривал. После него в небе появились "юнкерсы", обрушивая град бомб на позиции полка. Велась она не прицельно, по площадям. Видимо, полк хорошо замаскировался и воздушный разведчик многого не заметил.

Не успели улететь самолеты, начался артиллерийский обстрел. Стреляли дальнобойные орудия так же наобум. Для наших бойцов это было первое боевое крещение. Хотя он и был не прицельным, но поражал людей и технику, разрушал сооружения, укрытия, окопы, дома жителей в хуторе.

В воздухе все гудело, гремело, вверх взметалась земля, обломки строений, машин. Пылью и дымом заволокло летнее солнце. Для необстрелянных солдат, впервые попавших под бомбы и снаряды противника, это было тяжелым испытанием. Все льнули к земле, укрывались в ней. Даже после артобстрела еще долго жались ко дну окопов и укрытий, освобождаясь от шокового состояния.

Приказы командиров, стоны и крики раненых ускорили преодоление страха. Быстро стали приводить в порядок себя, оружие, перевязывать раненых, вытаскивать убитых.

Пока шла огневая обработка позиций полка через пойму, по дамбе, двигалась колонна войск танкового полка немцев.

Впереди, как борзые на поводке, рвались мотоциклисты, за ними двигались бронетранспортеры, легкие и тяжелые танки, машины с пехотой, саперами, артиллерией. Двигались плотной колонной, спеша быстрее перескочить заболоченную пойму, выскочить на простор правобережья. Двигались как на учениях, не опасаясь нападения с воздуха, отпора на земле. Так воевали они в Европе, так стремились пройти по дорогам России без задержек и потерь. Для большей гарантии безопасного движения, авиацией и артиллерией, подавляли перед собой основные очаги сопротивления, чтобы танки и бронепехота окончательно очистила территорию для успешного продвижения оккупационных войск.

Пока наши бойцы стряхивали с себя страх, очищали от пыли и дыма глаза, голова немецкой колонны подползала к деревянному мосту через небольшую заболоченную украинскую реку Стырь, чтобы преодолеть ещё одну водную преграду на их пути. Подползла... Остановилась... Как спущенные с поводка борзые, через мост ринулись мотоциклисты, на ходу захлебываясь в лае пулеметов по противоположному берегу. Но тот молчал, затаился. Только, когда мотоциклисты проскочили мост, по ним, как и вчера, из дзота охраны моста хлестнули пулеметные очереди. Мотоциклисты растерялись, заметались. Несколько мотоциклов лежало на боку, а пулемет всё строчил и строчил. На помощь мотоциклистам поспешили бронетранспортеры, а за ними осторожно поползли и танки. Не успел первый танк доползти до конца моста, а третий пройти первый пролет, как раздался мощный взрыв. В трех местах взметнулись вверх бревна настила моста, опрокинулись в воду танки. На дороге, забитой техникой и солдатами, взметнулись фонтаны взрывов. Правый берег загремел артиллерийскими и минометными выстрелами, пулеметным и ружейным огнем. Были уничтожены прорвавшиеся через мост мотоциклисты и бронетранспортеры. Разрывы снарядов и мин рвали и зажигали технику на дамбе, убивали немецких солдат. На дороге творилось невероятное: разрывы снарядов, скрежет и грохот железа, огонь горевших машин, жар, дым, крики раненых. В страхе из кузовов крытых машин вываливались немецкие автоматчики, как тараканы кидались в сторону, подальше от дороги.

Некоторые водители пытались вывести свои машины из-под обстрела, но слишком плотна была колонна и крутые откосы дамбы. А наша артиллерия всё била по дороге, пока немцы не очухались и не открыли ответного огня из своих батарей.

Подобное "коварство" русских привело немцев сначала в шоковое состояние, затем - в бешенство за свою беспечность. Наши же радовались удавшейся хитрости, позволившей разгромить большую танковую колонну немцев, сорвать переправу и задержать продвижение фашистских войск. О победе командование полка поспешило сообщить в штаб дивизии, уверив его, что противник ошеломлен и вряд ли скоро будет способен переправиться на их участке.

Но командование полка ошиблось. Не учло немецкой дисциплины, пунктуальности исполнения приказов, уязвленного немецкого самолюбия. Немцы не могли оставить без наказания наглость русских и нарушить график движения авангарда 13-й танковой дивизии. Разрушенный мост, водная преграда и пассивность командования полка спасли немцев от атаки советской пехоты и значительных потерь. Бой ограничивался артиллерийской дуэлью. Бойцы полка бездействовали, а немецкие солдаты спасали технику на дороге.

В небе снова появилась "рама". Долго она кружилась над позициями полка, порою снижаясь очень низко. По ней вели пулеметный и ружейный огонь, но двухфюзеляжный разведчик был неуязвим. Наши самолеты в первые дни войны в небе ещё не появлялись. Видимо, много их было уничтожено на прифронтовых аэродромах в первый день войны. Немцы господствовали в воздухе, да и на земле - тоже. Мы же, лишенные устойчивой связи, воздушной разведки, были слепы, разрозненны и беспомощны.

Не успела "рама" удалиться, над позициями полка появились "юнкерсы". Началась повторная обработка обороны полка. Самолеты летели звеньями, журавлиной цепочкой: одно звено, отбомбившись, поднималось вверх, второе входило в пике, третье - было на подлете - крутились каруселью. Бомбили не в слепую, выбирали цели, подавляя в первую очередь зенитные установки, затем батареи, технику, пулеметные гнезда, укрытия, окопы. Гул и вой падающих бомб, грохот разрываемой земли, строений, металла, крики раненых действовали на психику солдат, заставляя их инстинктивно втираться в землю, спасать свою жизнь, не имея возможности что-либо предпринять против воздушного пирата. Бессилие и страх действовали на нервную систему солдат, ожидающих своего смертного часа. Минуты казались часами, часы - вечностью. С неба бомбы сыпались беспрерывно, с гулом, сатанинским ревом, хохотом, действуя на ушные перепонки, психику человека, а затем гремели взрывами, уничтожая всё живое.

Для психического эффекта, немцы сбрасывали бомбы "ревуны" с различными приспособлениями в стабилизаторах, которые, падая, издавали душераздирающие звуки, леденящих души молодых бойцов.

Самолеты ещё бомбили, а над полком появился самолёт - корректировщик, лёгкий моноплан с удлиненным неубирающимся шасси, прозванный впоследствии "костыль". Через день я видел его сбитого в расположении нашего полка. "Хеншель-126" - это самый неуклюжий немецкий самолёт. Фюзеляж напоминает гроб. Впереди торчат как костыли, высокие стойки шасси. Двигатель его работает с какими-то перебоями. На нём установлено разведывательное оборудование и радиостанция для связи с батареями. С высоты он рассматривал уцелевшие объекты обороны полка, корректировал огонь своих батарей.

Вой бомб сменился шипением и свистом снарядов. Вступила в работу дальнобойная артиллерия врага. Стрельба была уже прицельной по траншеям, окопам, укрытиям, скоплениям техники. Сверху они хорошо просматривались корректировщиком. То, что уцелело от бомб, уничтожалось снарядами методично и долго. Полк нёс большие потери в людях, технике, не имея возможности ни укрыться, ни защитить себя. Немецкие снаряды ещё долго рвались на позициях полка.

Между тем, под грохот бомб и снарядов, противник подтянул к реке саперные части, навел понтонную переправу, перебросил на восточный берег танки, орудия, солдат и минометы. Слабый огонь уцелевших наших батарей и ружейно-пулеметная стрельба бойцов не могли остановить врага, разрушить их переправу. Оставалась надежда на стойкость бойцов в окопах.

Командование полка, сообщив о сложившейся обстановке, просило у дивизии помощи авиацией, артиллерией, танками. Командир дивизии полковник Калинин выделил из резерва часть приданных ему танков, артиллерии и батальон нашего полка, а штаб корпуса приказал командиру 20-й танковой дивизии развернуть часть своих подразделений, дравшихся с противником юго-восточнее обороны нашей дивизии, ударить по прорвавшемуся противнику, отбросить его за реку и удерживать ранее занимаемые позиции.

Чтобы организовать и подтянуть подразделения к месту боя требовалось время. Сигнал о бедственном положении полка и помощи поступил после того, как противник, под ударами "юнкерсов" и артиллерии, перебросил через переправу танки, бронетехнику и автоматчиков, предпринял стремительную атаку. Обороняющийся полк, понесший большие потери, деморализованный бомбежкой и артобстрелом, не мог отразить натиска танков и бронетранспортеров. С ними просто нечем было бороться. Артиллерийские минометные батареи и бронетехника были подавлены. Ни штык, ни пуля бронированные машины не брали. Другого оружия против них тогда у нас ещё не было. Уцелевшими пушками и гранатами было уничтожено несколько вражеских танков и бронетранспортеров, но остальные прорывались вперед, утюжили наши окопы, прорывались в тыл. Полк, неся большие потери в живой силе, не выдержав натиска, стал отступать, с трудом сдерживая немецких автоматчиков.

Прорвав оборону, противник погнал отступающий полк на восток, прикрывая свои фланги мелкими подразделениями, двигаясь основными силами по дороге в сторону автострады Луцк-Дубно, к ранее намеченному на этот день рубежу.

Так складывались события для соседнего полка. Понятна стала реакция командира батальона капитана Музыченко, перенесшего все ужасы первых боев этого дня, когда он, принимая задержанных красноармейцев, не обзывая их трусами и паникёрами, как наш политрук, а назидательно подбадривал, направляя в свои подразделения: 

- Ничего, ребята, героями не сразу становятся. Мы тоже немцам дали прикурить. И ещё покажем русский характер. Выше голову, друзья! Его подбадривающие слова и действия благотворно воздействовали на обескураженных неудачей бойцов.

Подошли основные силы батальона. Неожиданная встреча с красноармейцами и немцами, закупоривших лесную дорогу - основной путь выхода к хутору Стырка, через который двигалась колонна немцев, расстраивала планы операции совместного контрудара по флангу противника. Немцы преграждали дальнейшее движение батальона, лишали возможности срытого подхода к колонне немцев. Хотя, судя по степени огня, видимого движения солдат, на дороге располагается немногочисленное подразделение немцев, оснащённых легким вооружением. Их можно легко уничтожить имеющимися танками и артиллерией, но тогда мы откроем наличие подошедшего подкрепления. Убежавшие или атакованные немцы могут сообщить своему командованию о движении по этой дороге крупных сил советских войск. Внезапность атаки будет утеряна. Против нас будут брошены более мощные подразделения. Подобная ситуация исключит возможность выполнения поставленной задачи по внезапной совместной контратаке нашего батальона и частей 20-й танковой дивизии. Обход немцев другими дорогами в лесисто-болотистой местности усложнялся, требовал значительного времени. Оставалось одно - ликвидировать противника так, чтобы не раскрывая наших сил полностью ликвидировать перекрывших дорогу немцев, а если они и сообщат своему командованию, то пусть думают, что их атаковали красноармейцы отступающего полка.

На совете командиров бурно обсуждали тактику ведения боя, при котором за короткое время противник был бы окружен, блокирован и уничтожен. Много предлагали вариантов, но предпочли предложение капитана Музыченко "поймать немцев в сеть, как рыбу в пруду". Не раскрывая сил и мощи ударного батальона, организовать на виду у противника контратаку отступающего батальона по открытому полю. Для немцев это будет неожиданностью. Они сочтут атаку красноармейцев за психическую авантюру обезумевших коммунистов, гонящих на верную смерть своих солдат, и не будут открывать огня пока шеренги бойцов не подойдут на поражение автоматным огнем.

Чтобы создать подобное мнение, контратаку готовить открыто, на виду у немцев, имитировать насильственную организацию атаки. Надо показать, что бойцы в центре шеренги - в зоне дороги - боясь огня немцев, идут с большой неохотой, укороченным шагом, подгоняемые окриками командиров, а на флангах шеренги, где почти нет немецких солдат, наоборот, без команды, идут ускоренным шагом, спеша в укрытие леса, избегая штыкового боя. Движение должно быть рассчитано так, чтобы бойцы на флангах достигли леса, прежде чем шеренга в центре дойдет до средины луга, создав цепь бойцов в виде невода при ловле рыбы. Наступающие в центре шеренги, при открытии немцами огня, залегают, открывают интенсивный ответный огонь, а бойцы флангов, смяв небольшие заслоны, углубляются в лес, заходят в тыл немецкой группировке, уничтожая врага, перекрывают ему пути отхода. Когда "горло невода" будет закрыто, по сигналу красной ракеты залегшие бойцы атакуют немцев. При необходимости батарея батальонных минометов должна поразить минометную батарею и пулеметные гнезда немцев. Музыченко предложил на фланги поставить своих людей, так как они "научились уже бегать", знают эти места, да и на немцев очень злы, постараются рассчитаться за свой позор. Так как в его батальоне осталось бойцов около роты и плохо с оружием и боеприпасами, Музыченко попросил выделить ему роту бойцов из ударного батальона, усилить его бойцов на флангах ручными пулеметами и гранатами.

Идея капитана понравилась, хотя и смахивала на авантюру с мостом, выходящую за рамки военной науки и узаконенной тактики. С планом контратаки ознакомили командиров и красноармейцев, особенно фланговых, от которых в основном зависел успех операции.

В помощь Музыченко была выделена наша учебная рота, как более подготовленная, надежная. Наш командир роты хотел проверить своих бойцов, будущих командиров, в боевой обстановке, дать возможность "понюхать пороху", адаптироваться к страху войны. Основную часть роты поставили в середину атакующей шеренги. Для удобства наступления, создания однородности экипировки с бойцами Музыченко, лишнюю одежду и экипировку мы сложили на автомашины артиллеристов, оставшись только в гимнастерках с винтовками СВТ - пятизарядными полуавтоматическими винтовками нового образца, где граненый штык был заменен на плоский обоюдоострый. 

Операция развертывалась в соответствии задуманного сценария. Из канавы в беспорядке поднимались бойцы. Под окрики командиров строились в шеренгу, выравнивались, брали винтовки на изготовку к штыковому бою.

По команде "шагом марш" длинная шеренга бойцов двинулась вперед по открытому лугу, на притаившегося в лесу врага.

Немцы, по всей вероятности, видели наши действия, в недоумении гадали: что это надумали русские, маршируя за полкилометра по открытому полю с винтовками на изготовку к штыковому бою, удивлялись их безрассудству атаки против немецких автоматчиков и пулеметчиков.

Мне, шагавшему в центре шеренги с ручным пулеметом, было видно, как ломаная линия шеренги выравнивалась, шаг становился тверже, Бойцы, зная о сценарии атаки, поневоле, перед лицом опасности, подбирали ногу под чёткую команду: "Левой! Левой! Выше ногу, меньше шаг!" Корпус бойцов выравнивался, выше поднималась голова, вытягивалась грудь, ноги в обмотках поднимались, как при парадной ходьбе, шаг становился тверже, чеканнее, но короче обычного, Мне, почему-то, вспомнились кадры из кинофильма "Чапаев", когда белогвардейцы с винтовками на изготовку ровными рядами шеренг, под дробь барабанов, чеканя шаг, шли в психическую атаку на залегшие цепи красноармейцев. В их взглядах и действиях не было страха смерти, а была несокрушимая вера в победу, в правоту своего дела. Ради своей идеи они презирали смерть. Такое чувство зрело и у меня, шагавшего в цепи с пулеметом на изготовку, знавшего, вот-вот застрочат пулеметы и автоматы противника и в нашей шеренге, как и в кинофильме, будут падать убитые и раненые, остальные, сжимая ряды, будут идти, чеканя шаг, вперед к победе до последнего вздоха идти не ради идеи, а ради защиты своей страны от порабощения. Это, наверное, чувствовал и мой помощник Николай, шагавший рядом со мной, глядя только вперед, не отставая, как обычно бывало на учениях. Это чувствовали и другие бойцы, так как лица у всех были серьёзные, решительные со сжатыми ртами, стиснутыми зубами, устремленными вперед взглядами.

Без суеты и шума двигалась шеренга бойцов в ожидании пулеметного огня. Но выстрелов не было. Противник молчал, то ли пораженный неожиданностью такой атаки, то ли, как и Анка в кинофильме, подпуская атакующих ближе на более вероятное поражение.

В центре, шеренга прошла треть луга, фланги заметно загнулись вперед, миновав половину пути. Немцы молчали. На флангах раздались одиночные автоматные очереди. Видимо, у кое-кого из немцев не выдержали нервы. В центре противник молчал, затаился, ждал момента, когда безумные русские подойдут ближе. Шеренга в центре, так же четко отбивая шаг, прошла две трети пути. У бойцов нервы напрягались в ожидании шквального пулеметного огня. Но враг молчал. Страха смерти я не чувствовал. Не было заметно его и у рядом идущих со мной товарищей, четко отбивающих шаг под команду политрука: "левой! левой!" Шеренга имела уже форму дуги, концы которой были в лесу, а бойцы в центре ещё шагали в двухстах метрах от кромки леса. На флангах, в лесу, слышались автоматные и винтовочные выстрелы, а на нашем - была томительная тишина. Напряжение нарастало. Осталось до немцев чуть больше ста метров - один бросок. "Почему не стреляют немцы, не подают команды наши командиры?" - наверное каждого бойца беспокоил этот вопрос. Политрук роты, чуть выдвинувшись вперед цепи, так же резко командует: "Левой, левой!" Скорее бы услышать выстрелы противника, или команды: "В атаку вперёд!", чтобы бегом преодолеть этот страшный участок, схватиться с врагом в рукопашную. Казалось, что нервы у бойцов не выдержат, и они сами ринутся вперед. Такой момент наступал. Но вдруг, впереди раздалась картавая команда: "Фойер!" и политрук вместо команды - "Вперёд!", резко приказал: "Ложись! По врагу, огонь!".

Не успели бойцы упасть на землю, как над нами засвистели пули. Позади захлопали взрывы немецких мин, немцы открыли ураганный пулеметный и автоматный огонь. Заработали наши пулемёты и винтовки. Из своего "Дегтярёва" я поливал длинными очередями кусты, за которыми залегли немцы. Наша миномётная батарея открыла огонь по ранее замеченным пулеметным и минометным точкам противника. Миномёты его, успев сделать несколько пристрелочных залпов, замолчали, захлебнулись и некоторые пулеметы. Но автоматный огонь немцев был ещё силен. Мы лежали на лугу, укрываясь от пуль противника и, ведя по нему беспрерывный огонь, ждали команды: "Вперед!". Команда задерживалась, чтобы фланги успели глубже вклиниться в лес, перекрыть пути отхода немцам - "завязать невод", как намечал капитан Музыченко.

Немцы поняли эту уловку, когда услышали за собой стрельбу русских винтовок и пулемётов, разрывы гранат. Они, бросив свои позиции, подались назад, но опоздали - "невод" был завязан. Началась "охота на волков". Цепи красноармейцев сужались, расстреливая метавшихся по лесу немцев. Особенно усердствовали в подобной "охоте" бойцы капитана Музыченко, возмещая на немцах свой позор бегства с поля боя и злость за убитых товарищей. Немцы рук не поднимали, отстреливались до последнего, да с ними и не церемонились. В плен было захвачено не более десятка солдат. Не особенно богаты были и трофеи. Кроме личного - автоматов, было подобрано пять ручных пулемета, три миномёта, три мотоцикла и две грузовые автомашины, крытых брезентом. Капитан Музыченко и его бойцы были огорчены, узнав, что они бежали от полусотни немецких автоматчиков.

Наши командиры были довольны, что испытали своих бойцов и себя в "психической атаке", в небольшом бою понюхали пороху, потеряв до десятка раненых. Героем атаки считали политрука роты Василия Ивановича Игнатова - тезку "Чапая". Признание храброго и грамотного командира заслужил и капитан Музыченко.

Операция "Невод", как её потом назвали, отняла час времени. Надо было успеть в установленное время нанести одновременный удар по колонне немцев восточнее хутора Стырка. Поэтому сбор трофеев, отправку в тыл раненых красноармейцев и немецких солдат, похоронами убитых занялась особая команда, а батальоны, не мешкая, двинулись на выполнение основного задания.

Для более успешного ведения операции и удобства передвижения по лесным дорогам возросшей численности войск, батальон под командованием Музыченко с батареей 76-миллиметровых пушек и нашей учебной ротой при ней направили на запад, к реке, чтобы разрушить переправу, блокировать переброску войск врага на восточный берег, отрезать путь отхода немцев, удерживая плацдарм и наступая на хутор с запада.

Батальон майора Удальцова с батареей 45-миллиметровых пушек и танками форсированным маршем двинулся на юг, в район хутора. Впереди батальона двинулись три трофейных мотоцикла с переодетыми в немецкую форму красноармейцами и грузовая машина под брезентом с бойцами в ней, на случай столкновения с одиночными или небольшими группами немцев. В штаб полка был послан связной с донесением и дальнейшей координацией действий батальона.

Капитан Музыченко, выслав своих разведчиков выяснить обстановку у переправы и на оставленных позициях, выставив на флангах и впереди колонны охранение, по просекам и перелескам, повел батальон к реке, к месту переправы. Наша рота двигалась с артиллеристами, на которых возлагалась основная надежда по разгрому переправы противника и уничтожение техники на ней. Батарея и наша рота с осторожностью продиралась в лесу по просекам. Мы направлялись к брошенным артиллеристами позициям полка, как более удобным для удара по переправе, а батальон Музыченко, уклонившись к северу, двинулся к своим окопам, перекрыть движение немцев вдоль реки.

Разведчики сообщили, что переправа работает, по ней перебрасываются крытые грузовики, тыловые службы, конные повозки, Всё, не задерживаясь, движется в сторону хутора. Охраны у переправы особой нет. Заметили батарею шестиствольных миномётов, до взвода немецких автоматчиков и солдат у переправы, видимо, сапёров. На позициях полка бродит группа немецких солдат, по всей вероятности, мародёров. Наших убитых никто не хоронит. Лежат они, бедные, в окопах и на поле боя. На артиллерийских позициях движения не замечено. Видны разбитые орудия. На поле боя много нашей покореженной техники, подбитые и сгоревшие немецкие танки и бронетранспортеры. Путь вперёд пока свободен, вражеские подразделения не попадались.

Сведения были утешительные, обнадёживали скрытное передвижение. Разведчики показали более удобный путь к позиции батареи, расположенной у небольшого холма, поросшего ранее кустарником, а сейчас изрытого воронками бомб и снарядов, испещренного плешинами разрывов мин. Пушки, расшвыренные взрывами, покореженные, перевернутые вверх колесами, валялись в артиллерийских окопах, по склону холма, а между ними - трупы наших бойцов, лежавших в различных позах, обезображенные осколками снарядов и бомб. Никто ничего, конечно, не убирал. Всё осталось, как после боя. Дальше, к реке, местность тоже была искорежена взрывами, захламлена разбитой и сгоревшей техникой. Справа от батареи виднелся немецкий танк с перекошенной башней, недалеко от него лежал на боку бронетранспортёр и всюду трупы, трупы... Видимо, бой здесь был жестокий.

Место для стрельбы по переправе было идеальным, но требовалось время для его расчистки, уборки трупов, на что не было времени. Поэтому новую позицию для батареи выбрали немного в стороне. Артиллеристы сноровисто и скрытно отрыли окопы, на руках подкатили и установили орудия, поднесли снаряды. В какой-то мере, мы им оказывали помощь, затем, скрытно заняли впереди батареи линию брошенных окопов полка, очистив от трупов и наскоро приведя их в порядок.

Музыченко нарочным передал, что правее нас он занял окопы первой линии, ждёт сигнала майора Удальцова о начале операции. Приказал раньше этого себя не обнаруживать, действовать только по его команде. К нему подтянуть связь и выслать артиллериста корректировщика, так как от него хорошо просматриваются объекты, переправы немцев.

Батарея была готова к открытию огня. Артиллерист - лейтенант, не спеша, давал последние указания командирам орудийных расчётов, определил предварительные ориентиры стрельбы, чтобы потом быстрее выполнить доводку до цели. Хотелось сразу без дополнительной пристрелки, накрыть переправу огнем батареи. После уточненных данных корректировки, ждали сигнала, команды Музыченко на открытие огня. Долго ждать не пришлось. На востоке, за хутором, прогремели взрывы снарядов сорокапяток, в небе блеснула красная ракета. Незамедлительно последовал приказ по телефону командира батальона.

Дёрнулись в откате пушки, грохнули выстрелы, с шипением полетели снаряды к переправе. Из наших окопов было видно, как фонтаны воды взметнулись по обе стороны понтонов, а два снаряда разорвались на его краях, разворотив кузов грузовой автомашины и конную повозку.

- Молодцы артиллеристы! - радовались бойцы удачному залпу батарейцев. 

- Чуть, чуть точнее, родные!

Батарейцы, как будто услышали нашу мольбу. Снова рявкнули пушки, выбросив порцию смертельного груза. Все четыре снаряда разорвались на переправе, поражая ошеломленных немцев, их транспортные средства. Батарея гремела, залп следовал за залпом, начался беглый огонь по переправе, где разрывы снарядов сокрушали все на зыбких понтонах: машины, подводы поползли в воду, люди прыгали туда же. На берегу реки немцы заметались, озираясь кругом, в поисках объектов артиллерийской канонады. На левом - западном - берегу, переправляющиеся, поджимаемые сзади движущимся транспортом, сгрудились перед переправой. По ним перенесла огонь наша батарея, а на правом - нашем - берегу, немцы устремились от переправы к хутору, к своим основным силам, не ведая и не слыша, что и там гремят взрывы снарядов.

Охрана переправы, наконец, очухалась, заметила, что стреляют с артиллерийских позиций разгромленного ими полка, недоумевая, как могла ожить давно уничтоженная батарея русских. Они в этом убедились, прочесывая поле боя, подбирая своих убитых солдат. Но снаряды неслись именно с позиции разбитой батареи.

Батарея шестиствольных минометов немцев, засекла выстрелы, открыла по ним огонь, а взвод автоматчиков, усиленный солдатами, двинулся на штурм батареи.

Первый залп минометов был с перелётом, второй - угодил на старую позицию. Третий залп немцы не успели сделать - их накрыли снаряды нашей батареи, а взвод ротных миномётов добивал уцелевшие расчёты миномётчиков. Подавив немецкую батарею, артиллеристы перенесли огонь на колонну немцев, спешивших к хутору. Тем временем, немецкие автоматчики пошли в атаку на нашу батарею. Преодолев пустые окопы первой линии, приближались ко второй, где затаилась наша рота. Немцев встретили пулемётным и ружейным огнём. Не ожидая этого, автоматчики залегли. По ним ударил наш миномётный взвод. Мины ротных миномётов рвались среди залёгших немцев. Хотя их взрывы были не сильнее ручной гранаты, но своими многочисленными осколками поражали немцев, прижимали их к земле. Ободренные такой поддержкой, рота бросилась в контратаку, немцы не выдержали, побежали. Оказывается, они умеют бегать быстрее нас, что позволило части из них скрыться за первой линией окопов, где наша рота, по приказу командира батальона заняла оборону, чтобы сосредоточиться и общими усилиями атаковать переправу. Там немцы, укрывшись за машинами, спешно создавали оборону, вели сильный автоматный огонь. Наша батарея снова перенесла огонь на западный берег, на скопление техники и солдат противника. Нужно было, используя момент внезапности, отсутствия здесь значительных боевых сил врага, громить противника, очистить от него восточный берег, а затем наступать в направлении хутора. Батальон Музыченко тоже пошёл в атаку на переправу, растянувшись цепочкой от окопов до реки. Батарея перенесла огонь на восточный берег, по вновь созданной обороне немцев. При поддержке артиллерии, началась наша совместная атака на переправу, очищая восточный берег от противника. Немцы, не ожидавшие такой массы красноармейцев, их стремительного движения, не видя помощи с западного берега, стали отходить в сторону хутора, надеясь найти там защиту.

А там творилось невероятное. Немцы, находящиеся в хуторе, впервые услышали звуки боя на востоке, готовясь встретить противника в этом направлении, но артиллерийская стрельба, на западе, у переправы, известие о разгроме её, привела их в замешательство. Началась спешная формировка боевых групп из солдат тыловых служб. Ударные группы создавались с большим трудом. Надо было оторвать немцев вспомогательных служб от их машин, хозяйств, от награбленного добра, заставить идти в атаку на русских солдат, наступающих с двух концов хутора. Создалась паника. Тыловики метались по хутору в поисках укрытия, боясь углубляться в леса и болота. А цепь красноармейцев с востока и запада сжималась, заставляя своим огнём немцев уплотняться к центру хутора. Это был уже не "невод", а двусторонний "трал", захватывающий приличный улов.

К вечеру бой за хутор был завершен. Он был буквально забит машинами, подводами с военным имуществом, продовольствием. Богатые достались нам трофеи. А на востоке еще гремели орудия. Там добивали основные части немецкого танкового полка.

Как позже мы узнали, подразделение 20-й танковой дивизии, с танками Т-7 и Т-34 - новыми машинами того времени - встретилась с отступающим полком раньше нашего батальона. Завязался бой с атакующим противником. Совместными усилиями отступающего полка и прибывшей помощи при поддержке тридцатичетверок, враг был остановлен. Началась танковая битва, в которой Т-34 решили исход сражения. Немцы бросили в бой все свои резервы. Завязался жестокий бой советских и немецких солдат. Внезапная атака нашего батальона восточнее хутора Стырка, решила его судьбу.

Враг заметался, распыляя свои силы, предполагая, что у него на фланге их атакует еще одно танковое подразделение русских, а сообщение о разгроме переправы, окончательно его деморализовало. Началось повальное бегство врага. По дороге на автостраду горели танки, машины, бронетранспортёры, валялись поверженная техника, трупы солдат и офицеров.

Колонна обезоруженных пленных плелась своим ходом, к хутору Стырь, чтобы пополнить число плененных нами немцев. Их размещали на скотном дворе, в сараях, где раньше находились наши пленные красноармейцы.

Впервые я видел пленных советских бойцов, согнанных немцами на скотный двор, в сарай для содержания скота. Тяжело раненых бойцов фашистские вояки пристреливали на поле боя, в окопах; ходячих и обезумевших от страха солдат сгоняли в сараи, без оказания медицинской помощи, не давая воды и пищи, держали их взаперти до их освобождения. Когда открыли ворота сараев, оттуда потянулись изнуренные, измученные бойцы, в самодельных повязках на ранах, в грязном обмундировании, с радостными лицами и тревожными взорами виноватых людей попавших в плен.

На лицах бежавших "трусов и предателей", остановленных на лесной дороге политруком роты, было чувство страха и желание спастись от плена. У них была надежда на спасение от смерти и плена. Но вели себя они активно. Во взорах пленных бойцов скотного двора была радость освобождения и тревога ответственности за трусость, пассивное ожидание соей участи. Что хуже? Первые бежали, спасая свою жизнь, вторые сидели в окопе, бездействовали ради этого же.

Конечно, плохо то и другое. Нужно исполнять клятву солдата: биться с врагом до последнего вздоха. "Лучше смерть, чем плен" - повседневно вдалбливали в наше сознание. В любой армии плен считался позором для воина, особенно строго было с этим в Красной Армии. Советское правительство не признало Женевской Конвенции о пленных. Их в нашей армии не должно быть, а если они и появятся, то будут малочисленны, приравниваться к трусам и предателям.

Но как бы не были строги военные законы, пленных в этой войне было очень много и не только рядовых красноармейцев, но и командиров различных рангов и званий. И это все трусы и предатели? Конечно нет. Среди них трусов и предателей единицы, остальные - честные, храбрые, преданные люди. Почему же они предпочитают плен - смерти? Что ими движет? Если только инстинкт самосохранения, то где же сознание долга перед родиной, народом, семьёй, инстинкт сохранения рода, племени, государства. Может быть страх смерти сильнее чувства долга?

Такие мысли беспокоили меня, видя своих удрученных соратников, попавших в неприятную ситуацию. На эту тему мы с политруком роты Игнатовым вели разговоры при подготовке ротного боевого листка, когда освещали вопросы долга и отваги.

Суждения сводились к следующему. Практически чувство страха преодолеть бывает очень трудно. Реакция на страх у каждого человека разная, она идет по законам биологии. Как доказывают учёные, у одних индивидов, при сильном эмоциональном напряжении, в крови выделяется адреналин. Такие люди при стрессе, ведут себя активно: убегают или дерутся, нападают на источник опасности. У других в аналогичной ситуации выделяется адреналин, они сначала мечутся, ища спасения, затем затихают, ожидая мнимой смерти.

Панические реакции могут возникать у совершенно нормальных людей в ненормальных обстоятельствах: во время крупных катастроф, стихийных бедствий и боевых действий, когда физические, химические, эмоциональные и прочие раздражители превышают определенный критический уровень человека, нарушают равновесие во внутренней среде его организма.

Критический предел психики у каждого человека различный, но чувство страха присуще каждому. Для уменьшения степени этого чувства нужны определенные условия, говоря словами учёных - необходимо нейтрализовать действие адреналина. Это, во-первых, преждевременное знание о возможных экстремальных ситуациях, методах их проявлений, способах поведения и борьбы. Например, при окружении - знание тактики и способы борьбы с противником в окружении; способы защиты и борьбы с танками и авиацией врага при атаке. Этому заранее надо учить солдат.

Во-вторых, нужно воспитывать у людей чувство долга, солидарности, взаимопомощи патриотизма, самопожертвования и дисциплины.

Теоретические суждения о чувстве страха может быть и правильные, но не могут оправдывать солдат, сдавшихся в плен противнику.

Это понимали освобожденные красноармейцы. С чувством радости, стыда и тревоги за своё будущее, выходили они из сарая "Что будет с нами?" - беспокойно вопрошали их взгляды.

Но решать их судьбу было некому. Особистов ещё не было, а из политработников был только политрук нашей роты Игнатов, стоявший среди пленных с жалостью и сочувствием глядел на них, не зная какие принять меры. Это был у него первый случай освобождения своих пленных бойцов. Человеческие чувства боролись с чувством долга.

Обстановку разрядил капитан Музыченко, приказал рассортировать освобожденных: раненых направить в лазарет, а здоровых - накормить, привести в порядок, создать из них взвод по прочесыванию местности, уничтожению и пленению разбежавшихся немцев.

Ставя им задачу, приказал:

- Будете воевать в моём батальоне. Искупите вину в боях. Учитесь бороться с чувством страха, не бойтесь фашистских вояк, они тоже боятся смерти. Бывшие пленные заулыбались, повеселели. Гулом одобрения реагировали и бойцы батальона.

Немецких пленных разместили в этих же сараях, предварительно отделив раненых оказав им медицинскую помощь. Пленные немцы не были угнетены, не переживали своего пленения. Скорее они были удивлены таким оборотом событий, радовались, что остались живы, надеясь на скорое освобождение. Они верили в свою победу и скорый крах России.

Батальон Музыченко прочесывал близлежащие места, вылавливали укрывавшихся немцев, подбирал оружие, трофеи. Всё восточное побережье реки было очищено от врага. Не было его и на дороге через пойму. Было, похоже, что противник отказался наступать на этом участке.

Вернувшиеся подразделения полка, заняли свои позиции, хоронили убитых, разбирались с трофеями и пленными.

С богатыми трофеями, радостные и возбужденные победой, мы возвращались в расположение своего полка. Увиденное и услышанное несколько поубавило наше мажорное настроение. Наша победа оказалась мелким эпизодом войны.

За прошедшие сутки гитлеровцы предприняли массированное наступление по всему фронту обороны войск 5-й армии, начиная от Ковеля до Дубно, стремясь своими танковыми клиньями рассечь оборону наших войск, форсировать долину р. Стырь в нескольких местах, соединиться восточнее, окружить обороняющиеся части первого прикрытия, куда входила и наша дивизия.

На нашем участке линии обороны форсировать р. Стырь немцам в этот день не удалось не только из-за стойкости обороняющихся, но и вследствие чрезмерной заболоченности поймы, ограниченного количества дорог и проездов для быстрого продвижения немецкой техники. Основные свои силы немцы бросили на областной центр - Луцк, где располагался штаб 5-й армии, на левый фланг её обороны, в направлении Дубно, в стыке с 6-й армией, используя возможность проезда по дорогам между ними, чтобы рассечь нашу оборону в нескольких местах.

Кроме хутора Стырка немцы попытались форсировать пойму реки и в районе с. Веренеево южнее Луцка, по дороге с твердым покрытием, по высокой земляной дамбе.

После ухода нашего батальона к хутору. Стырка, над позицией нашего полка в небе появился разведчик-корректировщик "костыль", наверное, тот, что был у хутора Стырка. Покружил над селом, пролетел вдоль поймы, над дорогой через неё, по которой двигались санитарные повозки, раненые красноармейцы, группы отступающих войск. Через некоторое время начался артиллерийский обстрел наших позиций и дороги. Огонь был прицельный - "костыль" маячил в небе.

Нашим зенитчикам удалось его сбить. Обстрел не прекратился, но стал бесприцельным. Ожидали бомбёжки, однако самолеты противника, видимо, были задействованы на более важных объектах. Без авиационной поддержки немцы двинулись по дамбе, сметая по пути отступающие остатки наших воинов. По наступающим немцам наша артиллерия открыла огонь, стремясь поразить тяжелую технику противника создать пробки на дороге. Когда немцы уперлись в мост через реку и остановились, боясь сюрприза русских на средине поймы, на самом высоком участке, прогремело несколько мощных взрывов, перекрыв всякое движение по дороге. Были взорваны заложенные фугасы. После взрыва артиллерийские и миномётные батареи открыли по дамбе шквальный огонь, Немцы ринулись напролом через мост, который, как и у хутора Стырка, взлетел в воздух, похоронив в водах реки технику и солдат вермахта. Наступление немцев на этом участке, как говорят, захлебнулось. Но это гитлеровцев, по всей вероятности, мало беспокоило. Они захватили Луцк на правом фланге и на левом - Дубно, Млынов, нацеливая последующий удар на Ровно, охватывая обороняющиеся войска по р. Стырь.

Пассивное сидение в обороне на р. Стырь, было бессмысленно. Наша дивизия могла оказаться в окружении. Поэтому штаб 5-й армии, в подчинении которого мы ещё находились, приказал 131-й мехдивизии совместно с остатками 124-й и 135-й стрелковых дивизий удерживать натиск врага восточнее Луцка.

27 июня наш полк покинул свои позиции и направился севернее шоссе Луцк-Ровно, в лесные районы Киверцы, где, соединившись с частями 35-й танковой дивизии, сдерживать вражеские группировки, рвущиеся по шоссе Луцк-Ровно на юго-восток. По сути, мы вели арьергардные бои отступающих соединений северной группы войск 5-й армии.

 

 

овать